В потоке реформ, обрушившихся на российское образование, все явственнее выделяется тенденция к последовательной дискриминации гуманитарной сферы. И если вначале можно было в этом сомневаться, то последние события – обнаружение ведущих творческих вузов в «красном списке» Минобразования, радикальное сокращение плана набора на филологические факультеты столичных вузов – уже прямо демонстрируют странный «перекос» не в пользу «лириков». Интернет пестрит различными дискуссиями и монологами ученых и публицистов на эту тему, и потому наша газета тоже решила дать слово человеку, не понаслышке знакомому с нарастающими проблемами гуманитариев – декану филологического факультета ТГУ, зав. кафедрой русского языка, профессору Татьяне Демешкиной.

План спасения не сработал
– Дискриминация гуманитарной сферы налицо, – говорит Татьяна Алексеевна. – Она началась уже давно, хотя вначале была не столь очевидной. В первую очередь это выразилось в резком сокращении контрольных цифр приема студентов по гуманитарным специальностям. Например, набор на первый курс филологического факультета очной формы обучения сократился со 100 мест до 59, на заочном – с 25 до 10. И это при том, что последние пять лет мы интенсивно работали над тем, чтобы развивать новые направления и специальности прикладного характера. Прежде чем открыть эти специальности, мы изучили запросы рынка труда и убедились, что специалисты будут востребованы обществом. Наши расчеты оправдались, что и показал первый выпуск по специальности «Издательское дело и редактирование» в этом году. К сожалению, развивать эти специальности становится все сложнее, так как бюджетных мест на них выделяется минимум, а на «Литературное творчество» в этом году не было выделено ни одного. По направлению «Филология» мы получили на все три профиля (русскую, зарубежную и классическую филологию) 39 мест. Нам кажется, что этого недостаточно, но, как показывает анализ ситуации в целом по стране, это не так уж и плохо.
Мы готовы обучать студентов на договорной основе, но вузы не вольны с этого года устанавливать размер оплаты. Это делает министерство. На фоне того, что в европейских странах плата за первую ступень высшего образования является практически символичной, наши цены вызывают недоумение не только у российских абитуриентов, но и у иностранных студентов. Вот и получается… И бюджетных мест минимум, и на договорной основе гуманитарное образование недоступно.
Справедливости ради замечу, что «пробитую брешь» в наборе в определенной мере восполнили иностранные студенты (их у нас обучается 53 человека) и магистратура. В этом году нам было выделено 36 мест, на них было подано 45 заявлений, что свидетельствует о том, что магистратура по филологии в Томском государственном университете (это подчеркну особо, потому что коллеги из других вузов испытывали большое затруднение при наборе) весьма востребована.
Из сокращения набора студентов непосредственно вытекает вторая и весьма болезненная проблема: сокращение преподавателей. Для нас это тяжело по двум причинам. Во-первых, это подрывает наш кадровый потенциал. Сегодня на факультете работают и маститые ученые, профессора, и достаточно много талантливой, умной молодежи. И кого сокращать? А если ситуация завтра изменится, то где взять кадры? Пока мы стараемся сохранить состав преподавателей, уменьшая доли ставок, но это тоже не лучший выход из положения.
Во-вторых, почему-то не учитывается специфика подготовки по отдельным специальностям, их разная «затратность». Одно дело, когда сто филологов сидят в аудитории и слушают лектора, и совсем другое – работа с небольшими группами студентов по языковым специальностям, компьютерным технологиям. Поэтому складывается парадоксальная ситуация: нагрузка возрастает, а ставки сокращаются.

Без поддержки
– Вторая негативная тенденция в отношении гуманитариев – это сокращение грантов и федеральных целевых программ, в которых они могли бы участвовать. Наш факультет всегда активно «играл» и выигрывал гранты самых разных уровней: ФЦП, гранты Президента, РФФИ и другие. Сейчас же появляются с каждым годом программы, которые не предполагают участия представителей гуманитарной сферы, а если и предполагают, то по остаточному принципу. Из последних широко известных фактов: значительное повышение стипендий для аспирантов и докторантов по приоритетным направлениям научных исследований. Я не подвергаю сомнению важность и значимость развития этих направлений, но для гуманитариев это просто унизительно. Наверное, можно было найти другие виды поддержки. Поэтому совершенно очевидно, что если гуманитарные направления и развиваются, то развиваются «не благодаря, а вопреки», так как они поставлены в неравные условия по сравнению с остальными.

«Все слова, слова...»
– К сожалению, общество уже пожинает плоды пренебрежения культурой и гуманитарным знанием. Те проявления жестокости, экстремизма, национальной и религиозной розни, которые сегодня захлестнули общество – это плата за забвение общечеловеческих ценностей, за «варваризацию» культуры. Наивно полагать, что за счет разовых проектов или благодаря введению в школах такого предмета, как патриотическое воспитание, эта ситуация изменится. Воспитание может осуществляться только через родную историю, русский язык и литературу, а не через громкие, абстрактные слова. Самый существенный вклад, который внесла Россия в мировую цивилизацию – это русская литература, которая выполняла (особенно в 19-м веке) роль многих гуманитарных наук, получивших развитие позже: психологии, философии, социологии, культурологии и т.д. Сегодня литература практически «изгнана» из школы. Развитие общества не должно быть сугубо технократичным. Если оно не для человека, то для чего же?

«Черный список» покраснел
– Татьяна Алексеевна, как вы считаете – то, что в «красный список» неэффективных вузов попали такие известные гуманитарные вузы, как Российский государственный гуманитарный университет, Литературный институт имени Горького – это проявление все той же тенденции?
– По крайней мере, результаты подобного исследования сильно на эту мысль наводят. И еще на множество других мыслей тоже. В частности, мысль о поспешности и некоторой непродуманности. Ведь понятно же, что нельзя всех загонять в «прокрустово ложе», критерии оценки творческих вузов должны быть другие. Да и не творческих тоже. Критерии рейтинга обсуждались еще до публикации. В частности, на страницах газеты «Поиск» выступали ректоры авторитетных вузов. Говорили о том, что такой показатель, как средний балл ЕГЭ, свидетельствует не о качестве образования, а в лучшем случае о популярности вуза. И что же? Списки опубликованы. Вузы поставлены в позицию оправдывающихся. Некоторым даже удалось оправдаться, но, как в том анекдоте – «ложки нашлись, а осадок-то остался». В этой ситуации, безусловно, пострадала репутация и Литературного института, и РГГУ, которые «по гамбургскому счету» достаточно высоко оцениваются сообществом. Да и в целом, это не способствовало формированию положительного имиджа нашей страны за рубежом. Если мы хотим, чтобы к нам приезжали иностранцы на учебу, то куда мы их приглашаем? Чем привлекаем?

Там отрезать, здесь – пришить
– В последнее время вузовская общественность все более активно выступает с требованиями остановить разгром гуманитарной сферы, причем инициатива идет, как правило, из центра. Как вы думаете, с чем это связано?
– Мне кажется, просто чаша терпения уже переполнена. И даже филологи из московских и санкт-петербургских вузов, которые всегда находились в привилегированном положении, теперь не выдерживают давления. Так, в Санкт-Петербургском госуниверситете был большой филологический факультет, где работало почти столько же преподавателей, сколько во всем нашем ТГУ. В этом году набор на русскую филологию составил там всего 25 человек. (Чего уж нам-то тогда жаловаться?)
Насколько я могу судить, не только наши коллеги из столичных вузов не приемлют сложившейся ситуации в гуманитарном образовании. Мы получаем письма из Екатеринбурга, Новосибирска, Белгорода, Красноярска, других городов, где высказывается большая озабоченность по поводу судьбы, в частности, филологии. Развитие общества должно идти гармонично. Образование – это целостный живой организм, в нем нельзя отрезать, скажем, голову, зато пришить три руки.

Всем на зависть
– На общем фоне разрушения гуманитарного образования ТГУ выглядит каким-то невероятным исключением. Еще во время реализации первого масштабного проекта – инновационной образовательной программы, гуманитарии получили возможность быть абсолютно полноправными ее участниками. Тогда мне это показалось естественным. И только позже, общаясь с коллегами из других вузов, которые сильно изумлялись, как нас в эту программу взяли, я поняла, что взяли-то нас исключительно благодаря инициативе руководства университета, и что для этого, помимо стратегического мышления, потребовалось еще и мужество первого руководителя ТГУ. И сейчас мы активно участвуем в программе развития университета как национального исследовательского, что дает нам колоссальные возможности для развития. Только за два последних года мы разработали пять магистерских программ в рамках НИУ, создали большое количество электронных образовательных ресурсов, получили возможность стажировок, заключили множество договоров с зарубежными партнерами, создали лаборатории с уникальным оборудованием. Мне кажется, что столь интенсивно наш факультет еще никогда не развивался, как сейчас. И это несмотря на все те негативные тенденции, о которых мы говорили выше. По своей натуре я оптимист, и свои надежды я связываю с факультетом и университетом, который динамично развивается, беря из прошлого все лучшее.

История, история…
– В этом году наш филологический факультет отмечает 95 лет с того момента, как в Томском университете появилась филология, которая почему-то «умудрялась» рождаться в самые трагические годы русской истории: впервые в 1917-м, а повторно – в 1941 году в составе историко-филологического факультета. История филологии была непростой. Филологическое отделение было открыто в 1917 году, но просуществовало недолго, поскольку не вписывалось в новые идеологические установки, по которым предписывалось «сбросить Пушкина с корабля современности». Отделение филологии на истфаке открыли в 1941-м и больше уже, к счастью, не закрывали. Сразу после войны, в 1946 году, когда в стране царили голод и разруха, начались диалектологические экспедиции: преподаватели и студенты ездили на лошадях, ходили пешком, записывали народную сибирскую речь по деревням и селам.
Вероятно, тогда страна не меньше, чем сейчас, нуждалась в техническом развитии и, вероятно, тогда не меньше (а может, больше) нужны были стране инженеры, но почему-то не казалось странным и ненужным то, что делали филологи.
Как учат нас историки, история повторяется. И если это так, и судьбе филологии в Томском университете (и в стране) суждено повториться, то пусть она повторится не двадцатыми годами, а послевоенным временем, когда общество видело в ней нравственную, эмоциональную точку опоры и основу национального единения.

Наталья Жилякова